Том 3. Стихотворения и поэмы 1907–1921 - Страница 73

Она целовала бледный лоб,
Уста с запекшейся кровью,
К раскрытым ранам на груди
Склонялася с любовью.

К трем малым рубцам на плече его
Она прикоснулась губами, —
Любовной памятью были они,
Прошедшей страсти следами.

Монахи носилки сплели из ветвей,
Тихонько шепча молитвы,
И прочь понесли своего короли
С ужасного поля битвы.

Они к Вальдгэму его несли.
Спускалась ночь, чернея,
И шла за гробом своей любви
Эдит, Лебяжья Шея.

Молитвы о мертвых пела она,
И жутко разносились
Зловещие звуки в глухой ночи.
Монахи тихо молились.

«Весенней ночи прекрасный взор…»

Весенней ночи прекрасный взор
Так кротко меня утешает:
«Любовь обрекла тебя на позор
И вновь тебя возвышает».

На липе молодой поет
Так сладко Филомела;
Мне в душу песнь ее течет, —
И, ширясь, душа запела.

«Люблю я цветок, но не знаю который…»

Люблю я цветок, но не знаю который;
Томлюсь, грущу;
Склонив в цветочный венчик взоры,
Сердца ищу.

Благоухают цветы на склоне
Угасшего дня;
Ищу я сердца еще влюбленней,
Чем у меня.

Поет соловей, и слышу в пеньи
Подавленный стон.
И плачу я, и он в томленьи,
И я, и он.

«Все деревья зазвучали…»

Все деревья зазвучали,
Гнезда все запели вместе —
Кто ж, однако, капельмейстер
В этом девственном оркестре?

Или важный серый чибис?
Он кивает носом вечно.
Или тот педант, который
В тон кукует безупречно?

Или аист, — он серьезно,
Как заправский дирижер,
Длинной хлопает ногою,
Направляя общий хор?

Нет, уселся капельмейстер
В сердце собственном моем,
Чувствую, как такт он держит,
Узнаю Амура в нем.

«В начале был лишь соловей…»

«В начале был лишь соловей,
Он пел свое: цюкют! цюкют!
С тех пор побеги трав нежней,
Фиалки, яблони цветут.

Он клюнул в грудь себя, и вот
Течет из красной раны кровь,
Куст роз из крови той растет,
Ему поет он про любовь.

Всех нас, лесных пернатых, здесь
Сроднил своею кровью он;
По смолкнет розе песнь — и весь
Наш лес на гибель обречен».

Так старый воробей твердит
В гнезде сынишке своему;
На первом месте мать сидит
И от себя пищит ему.

Вот мастерица, хоть куда,
Детей высиживать своих;
Старик от скуки иногда
Закону божью учит их.

«Весенней ночью, в теплый час…»

Весенней ночью, в теплый час
Так много цветов народилось!
За сердцем нужен глаз да глаз,
Чтоб снова оно не влюбилось.

Теперь который из цветов
Заставит сердце биться?
Велят мне напевы соловьев
От лилии сторониться.

«Ах, я слез любовных жажду…»

Ах, я слез любовных жажду,
Жажду нежно-скорбных снов,
И боюсь, что эту жажду
Утолю в конце концов.

Ах, небесной муке сладкой
Вновь любовь открыла путь,
Яд любви проник украдкой
В неокрепнувшую грудь.

«Глаза весны синеют…»

Глаза весны синеют
Сквозь нежную траву.
То милые фиалки,
Из них букет я рву.

Я рву их и мечтаю,
И вздох мечты моей
Протяжно разглашает
По лесу соловей.

Да, всё, о чем мечтал я,
Он громко разболтал;
Разгадку нежной тайны
Весь лес теперь узнал.

«Мечтательно лилея…»

Мечтательно лилея
Взирает на небо из вод;
Привет тоски любовной
Ей с неба месяц шлет.

Она свою головку
Стыдливо клонит к волнам —
А бедный бледный мечтатель
У ног ее уже там.

«Если только ты не слеп…»

Если только ты не слеп,
Погляди в мои напевы:
Ты увидишь, там блуждает
Дивный образ юной девы.

Если только ты не глух,
Услыхать и смех сумеешь,
От ее вздыханья, пенья
Сердцем, бедный, поглупеешь.

Взором, голосом ее,
Как и я, обвороженный,
Будешь ты в мечтах весенних
По лесам бродить, влюбленный.

«Что́ ночью весенней носишься ты?…»

Что́ ночью весенней носишься ты?
Ты свел совсем с ума цветы.
Фиалки перепугались!
И розы все от стыда красны,
И лилии все, как смерть, бледны,
Робеют, поникли и сжались!

О, месяц, сколько ханжества
В семье цветов! Ио она права,
Достоин я наказанья!
А кто же знал, что они следят,
Как я, восторгом любви объят,
Звездам поверял мечтанья?

«Снова сердце покорилось…»

Снова сердце покорилось,
Гнев и злоба — всё минуло;
Снова нежных чувств истому
Ты, весна, в меня вдохнула.

По исхоженным аллеям
Снова день и ночь слоняюсь
И под каждой женской шляпкой
Милый лик найти стараюсь.

На мосту торчу я снова