Том 3. Стихотворения и поэмы 1907–1921 - Страница 72


К оглавлению

72

1 апреля 1920

Переводы из Гейне, редактированные А. Блоком

«Глаза мне ночь покрыла…»


Глаза мне ночь покрыла,
Рот придавил свинец,
В гробу с остывшим сердцем
Лежал я, как мертвец.


Как долго, я не знаю,
Проспал я так, но вдруг
Проснулся я и слышу:
В мой гроб раздался стук.


«Ты хочешь встать, мой Генрих?
День вечный засиял,
Все мертвые воскресли,
Век радости настал».


Любовь моя, не в силах,
Горючая слеза
Давно уж ослепила,
Выжгла мои глаза.


«Хочу я с глаз, мой Генрих,
Лобзаньем ночь прогнать;
И ангелов, и небо
Ты должен увидать».


Любовь моя, не в силах,
Струится кровь рекой,
Ты сердце уколола
Мне словом, как иглой.


«Тихонько сердце, Генрих,
Рукой закрыть позволь;
И кровь не будет литься,
Утихнет сразу боль».


Любовь моя, не в силах,
Пробит насквозь висок;
Стрелял в него я, знаешь,
Когда украл тебя рок.


«Я локонами, Генрих,
Висок могу зажать,
И кровь уйдет обратно,
И будешь здоров опять».


Так сладостно просила,
Не мог я устоять;
Хотел навстречу милой
Подняться я и встать.


Тогда раскрылись раны,
Рванулся из груди
Поток бурлящей крови,
И я воскрес — гляди!

«Жил был король суровый…»


Жил был король суровый,
Старик седой, угрюм душой;
И жил король суровый
С женою молодой.


И жил был паж веселый,
Кудряв, и юн, и смел душой;
Носил он шлейф тяжелый
За юной госпожой.


Ты помнишь эту песню?
Она грустна, она светла!
Они погибли вместе,
Любовь обоих сожгла.

Поле битвы при Гастингсе


Аббат Вальдгэма тяжело
Вздохнул, смущенный вестью,
Что саксов вождь — король Гарольд —
При Гастингсе пал с честью.


И двух монахов послал аббат, —
Их Асгот и Айльрик звали, —
Чтоб тотчас на Гастингс шли они
И прах короля отыскали.


Монахи пустились печально в путь,
Печально домой воротились:
«Отец преподобный, постыла нам жизнь
Со счастием мы простились.


Из саксов лучший пал в бою,
И Банкерт смеется, негодный;
Отребье норманнское делит страну,
В раба обратился свободный.


И стали лордами у нас
Норманны — вшивые воры.
Я видел, портной из Байе гарцовал,
Надев золоченые шпоры.


О, горе нам и тем святым,
Что в небе наша опора!
Пускай трепещут и они,
И им не уйти от позора.


Теперь открылось вам, зачем
В ночи комета большая
По небу мчалась на красной метле,
Кровавым светом сияя.


То, что пророчила звезда,
В сражении мы узнали.
Где ты велел, там были мы
И прах короля искали.


И долго там бродили мы,
Жестоким горем томимы,
И все надежды оставили нас,
И короля не нашли мы».


Асгот и Айльрик окончили речь;
Аббат сжал руки, рыдая,
Потом задумался глубоко
И молвил им, вздыхая:


«У Гринфильда Скалу Певцов
Лес окружил, синея;
Там в ветхой хижине живет
Эдит,  Лебяжья Шея.


Лебяжьей Шеей звалась она
За то, что клонила шею
Всегда, как лебедь; король Гарольд
За то пленился ею.


Ее он любил, лелеял, ласкал,
Потом забыл, покинул.
И время шло, шестнадцатый год
Теперь тому уже минул.


Отправьтесь, братья, к женщине той,
Пускай идет она с вами
Назад на Гастингс — и женский взор
Найдет короля меж телами.


Затем в обратный пускайтесь путь.
Мы прах в аббатстве скроем, —
За душу Гарольда помолимся все.
И с честью тело зароем».


И в полночь хижина в лесу
Предстала пред их глазами.
«Эдит, Лебяжья Шея, встань
И тотчас следуй за нами.


Норманнский герцог победил,
Рабами стали бритты,
На поле Гастингском лежит
Король Гарольд убитый.


Ступай на Гастингс, найди его, —
Исполним наше дело, —
Его в аббатство мы снесем,
Аббат похоронит тело».


И молча поднялась Эдит,
И молча пошла за ними.
Неистовый ветер ночной играя
Ее волосами седыми.


Сквозь чашу леса, по мху болот
Ступала ногами босыми,
И Гастингса меловой утес
Наутро встал перед ними.


Растаял в утренних лучах
Покров тумана белый,
И с мерзким карканьем воронье
Над бранным полем взлетело.


Там на поле тела бойцов
Кровавую землю устлали,
А рядом с ними в крови и пыли
Убитые кони лежали.


Эдит, Лебяжья Шея, в кровь
Ступала босою ногою,
И взгляды пристальных глаз ее
Летели острой стрелою.


И долго бродила среди бойцов
Эдит, Лебяжья Шея,
И, отгоняя воронье,
Монахи брели за нею.


Так целый день бродили они,
И вечер приближался,
Как вдруг в вечерней тишине
Ужасный крик раздался:


Эдит, Лебяжья Шея, нашла
Того, кого искала.
Склонясь, без слов и без слез она
К его лицу припала.


72